(Примечание: в тексте даны небольшие
коррективы, касающиеся уточнения дат и т.п.)
– Азат Турлыбекулы,
свой трудовой путь вы начинали грузчиком…
–
Да, работал грузчиком на Крайнем Севере. Вообще как получилось: я учился в Уральском государственном университете в
Свердловске, и после второго курса меня забрали в армию. Служил
на Камчатке. В то время в Советском Союзе было понятие, как «северный стаж»: если
ты работал на севере, то у тебя к зарплате полагалась надбавка. Но для того,
чтобы северный стаж засчитывался, после армии нужно было отработать в
гражданской организации. Вот, я и поработал грузчиком в порту. Затем вернулся к
учёбе, в 1991 г. окончил университет и по распределению попал инструктором Панфиловского
райкома.
– Как началась
ваша политическая деятельность?
–
Я не особо увлекался политикой, если честно. После работы в районе меня
пригласили работать в Талдыкорганскую областную администрацию. Затем поступил в
Национальную высшую школу государственного управления при президенте, сейчас
это Академия госслужбы. И в 1996 г. был назначен в Администрацию президента.
Тогда мы работали в Алматы, в здании, которое сгорело во время Января. В 1997
году участвовал в переезде в Астану, здесь поработал в старом здании на правом
берегу.
– Вы проработали в
администрации Назарбаева непродолжительные два года. Каким он был тогда?
–
Он тогда был очень открытый человек, полный сил и энергии, ему было чуть больше
50 лет. Часто проводились встречи в свободном формате. Был такой интересный
момент в 1993 г., когда я ещё работал в администрацииТалдыкоргана. Назарбаев
приехал и проводил совещание с областным активом, и там предприниматели
пожаловались на то, что налоговые органы прессуют их, занимаются
вымогательством. Тогда президент поднял председателя областного налогового
комитета и спрашивает: «Сколько у тебя налогоплательщиков в области? Сколько
налогов ты собираешь от частных предприятий?». Тот молчит, завис. Напомню, что
в 1992 году Казахстан первым среди постсоветских стран принял закон о
защите частного предпринимательства. И реакция президента была мгновенной:
«Бездельник! Даже не знаешь с чем работаешь». Он поручил акиму немедленно
уволить этого сотрудника и назначить человека, который разбирается в своём деле.
На
этом же заседании любой желающий мог выйти и выступить. Один молодой преподаватель
начал с трибуны очень нелицеприятно критиковать президента за то, что Казахстан отказался от
ядерного оружия. Назарбаев спросил, чем занимается этот человек. «Я –
преподаватель музыки». «Ну, вот и
занимайся музыкой, ты в ней разбираешься лучше, чем я», ответил ему президент.
При этом он сказал это очень корректно, спокойно, без жёсткости. То есть, он
буквально только что осадил чиновника, который не знает свою сферу, и тут же
очень корректно поговорил с критиковавшим его гражданином. Назарбаев тогда
находился в поиске, проводил много встреч и в Алматы, и в регионах. Перед
началом того же заседания нам раздали анкеты, где, например, спрашивалось:
«Какую модель развития вы считаете предпочтительной?». И приводилось несколько
вариантов: китайская модель (социализм c
рыночной экономикой), узбекская (сильная социальная политика с
плановой экономикой), европейская либеральная модель и так далее. Представляете,
как тогда работали!
Это
уже потом начали заранее готовиться к мероприятиям с его участием: кому что
говорить, что не говорить; перед съездами «Нұр Отана»
заучивали речи, репетиции проводили вплоть до жестов и интонаций… Иногда становилось и смешно,
и грустно.
– Чем вы
занимались в Администрации президента?
–
Я был заведующим сектором внешнеполитического анализа. Перед встречами
президента с руководителями разных государств готовили обзоры, что интересного
есть в этой стране для Казахстана, какой политики они придерживаются по
отношению к нашей стране, в том числе по их лидерам. Например, однажды я
готовил материал по Исламу Каримову. Старался собирать информацию по социально-экономическим
вопросам, занимался прогнозом и математическим анализом данных. Другой мой
коллега сделал прогноз по президентским выборам в России 1996 года, и предсказал,
что кандидат Александр Лебедь перейдёт в стан Ельцина и выступит в его
поддержку, но это сотрудничество будет недолгим. Интересно, что Лебедю
предложили пост секретаря Совета безопасности, он поддержал Ельцина, Ельцин
победил, а через полгода Лебедя сняли.
– На основе каких
данных вы собирали информацию?
–
Тогда уже интернет появился, но ещё не был скоростным как сейчас, и социальных
сетей тоже не было. Поэтому я выписывал множество изданий, вплоть до военного
обозрения. Приходилось много изучать. К сожалению, переработка – это норма для
госслужащих.
Даже
сейчас при подготовке материалов много читаю, в том числе обращения граждан,
смотрю, что пишут в СМИ, Telegram-каналах и других
социальных сетях.
– Почему вы
уволились из АП?
–
Надоело заниматься бумагами. Была большая нагрузка, но маленькая отдача. В
администрации тогда были ограниченные возможности для практических решений.Это
было не совсем мне по душе, хотелось заниматься реальным делом.
– Вы пустили слезу
после отставки Назарбаева…
–
Весь зал был очень взволнован, начиная с действующего президента, если
вспомните его речь и сделанные предложения. Кроме того, у меня спросили не о
Назарбаеве. Вопрос звучал так: «Вы помните, как всё начиналось?». А начиналось
всё очень тяжело. Я хорошо помню, как в 1991 году, после семи лет в России
приехал в Казахстан и ситуация была крайне сложная. Города погрузились в темноту,
люди готовили еду на кострах во дворе, пенсионеры по 6-7 месяцев не получали
пенсию, студенты, молодёжь ушли кто куда: кто в «челноки», кто в бандиты…
27
лет назад тебе было 24 года, и тут вдруг выясняется, что уже за 50. Всё это
время, даже сейчас, работал сутками. И вдруг переходишь какой-то рубеж и
понимаешь: ты работаешь, а жизнь, оказывается, идёт. Прошло четверть века, за
это время родилось целое поколение, которое воспитывает уже своих детей.
Эмоции
были у всех в этот день.
– После ухода из
администрации президента вы работали в бизнесе, в «Атамекене», возглавили
партию «Ақ Жол». С 2012 года
являетесь депутатом мажилиса. Вы считаете себя парламентской
оппозицией?
–
Вопрос не в том, кем мы себя считаем, а в том, полезна ли наша работа. На этот
вопрос пусть ответят те, кто голосует за нас, а это около миллиона избирателей.
Нам удалось реализовать закон о парламентской оппозиции, который мы
инициировали ещё в 2012 году, восемь лет он лежал под сукном. Потому что госорганы
его сразу заблокировали тогда и дали понять, что этот закон не пройдёт. В
казахстанской системе для этого достаточно отрицательного заключения
правительства – и согласно закону, такая инициатива никуда не сдвинется.
Это
«кривая» модель, и я надеюсь, что мы наконец сможем её исправить, как и многое
другое, в ходе приведения законов в соответствие новой редакции Конституции.
Так
вот, в 2010 году Венецианская комиссия Совета Европы выпустила доклад о роли
оппозиции в парламентах. В этом докладе много интересного, касающегося гарантий
прав на выражение альтернативного мнения. Там была приведена следующая
формулировка «право оппозиции – быть услышанным, право большинства – принимать
решения». В том числе в этом докладе были обобщены опыты демократических стран.
Например, в европейских странах, как правило, комитеты по бюджету возглавляют
представители парламентской оппозиции. Поскольку у правящей партии (в лице
своего правительства) есть право распоряжаться бюджетом, то
контроль должен быть в руках оппозиции для реального баланса сдержек и
противовесов. Также в том докладе было
дано определение парламентской оппозиции: это фракции политических партий,
представленные в парламенте, и выступающие как правило, или иногда, с особой
точкой зрения. При этом партии парламентской оппозиции могут поддерживать иногда,
либо регулярно партию парламентского большинства.
На
основе этого доклада мы и подготовили свой законопроект в 2012 году.
И
когда в 2019 году в рамках Национального совета общественного
доверия вновь
прозвучал вопрос о парламентской оппозиции, мы подняли документ, который
подготовили восемь лет назад и актуализировали его под нынешние
реалии. Но даже тогда правительство опять заблокировало несколько очень важных
вещей. В частности, право возглавлять комитет по бюджету, право проведения
парламентского расследования, равное освещение власти и оппозиции в рамках
госинформзаказа.
Хотя всё это актуально: государственные СМИпо-прежнему в основном освещают работу
партии власти и замалчивают важные инициативы других партий, включая нашу.
При
этом в определении парламентской оппозиции мы внесли формулировку жёстче, чем в
докладе Венецианской комиссии. По нашему закону, парламентская оппозиция – это
партии, представленные в парламенте, и, как правило (то есть, в основном)
выступающие с другой позицией. И, если смотреть с этой точки зрения, то Демпартию
«Ақ Жол» де-юре сложно назвать парламентской оппозицией. Но тут
нужно понимать, что в казахстанском обществе традиционно сложилось более
жёсткое понимание оппозиции, чем это заложено в докладе комиссии Совета Европы,
что мы и зафиксировали в своём законе.
У
нас слово «оппозиция» стало чуть ли не фетишем: оппозиционер должен всегда
звать на баррикады и возмущаться любым шагом государства, даже самым адекватным.
Но ведь задача оппозиции не в этом. С моей точки зрения, задача в том, чтобы реально
влиять на принятие решений. А такие возможности есть даже сейчас, пусть и небольшие.
Расширять эти возможности продуктивнее, чем просто отказываться от диалога с
властью.
Также
важно понимать, что согласно регламенту парламента, все разногласия решаются на
рабочих группах, а на пленарные заседания выносятся только те законопроекты, по
которым не осталось возражений, т.е. непринятых поправок. С другой стороны, на
втором чтении не могут обсуждаться поправки, отсутствующие в сравнительной
таблице – такая вот «засада». Люди смотрят пленарные заседания парламента и
удивляются, почему нередко все голосуют «за». Как раз потому, что дискуссии и
острые споры прошли на предварительном этапе, а таблица вычищена.
Тем
не менее, что касается важнейших вопросов, таких как отчёт об исполнении
правительством бюджета, наша партия всегда оппонирует правительству, не только
на словах, но и при голосовании.
– При этом вы
воздерживаетесь, а не голосуете «против».
–
Мы отказываемся поддерживать правительство, хотя все остальные фракции дружно
голосуют «за».
А
голосовать «против» – значит, отрицать и положительные моменты, которые тоже
есть. Нужно быть справедливыми. Да, есть крайне негативные вещи, как проедание Нацфонда,
необоснованная инфляция, сложившаяся из-за неграмотной политики Нацбанка, угрожающий
внешний долг, провал индустриализации и прессинг на МСБ… При всём этом, мы
видим, что за последние два карантинных года государство поддержало целые
группы населения, тех предпринимателей, которые оказались в тяжёлой ситуации.
Государство повысило зарплату учителям, врачам. Бюджет стал социально
ориентированным. Но и ошибок, и злоупотреблений много. Поэтому мы не можем одобрять
такие отчёты. Бывает, что голосуем и против.
– Вы считаете, что
помимо правительства перед парламентом должны отчитываться компании и
организации, которые собирают обязательные платежи. Например, утильсбор.
–
Все обязательные платежи, членские взносы в то же НПП, - это налоги. И
отчётность по ним должна быть такой же прозрачной. Все получатели обязательных
платежей должны включаться в расширенный бюджет. У нас в квазигоспредприятия
вливаются сотни миллиардов, но они не отчитываются перед обществом. Более того,
у них за счёт государства и народа многомиллионные зарплаты и бонусы, хотя они
в сплошь и рядом показывают убытки и провалы. И не только нацкомпании, мы
считаем, что и «СК-Фармация», Фонд обязательного социального и медицинского
страхования, ЕНПФ должны отчитываться, их административные расходы, зарплаты,
премии и бонусы должны утверждаться публично. Чтобы всё было прозрачно, и общество
понимало, что и почему.
По
утильсбору в 2016 году фракция «Ак жол» делала запрос о незаконности РОП,
провела несколько заседаний фракции. Госорганы тогда нас не захотели услышать.
– Одна из насущных
проблем в обществе касается жилья. Вы и ваша фракция неоднократно поднимали в
стенах парламента этот вопрос, и один из ваших запросов даже вызвал ажиотаж. Вы
предлагали построить общежития без излишеств. Всё ещё придерживаетесь мнения о
их необходимости?
–
На самом деле мы говорили о том, что ежегодно до полумиллиона ребят приезжают в
города из аулов, которым негде жить. Почему у горожан к ним такое равнодушное
отношение? Да, я предложил строить для них социальное жильё. Без права
приватизации, чтобы человек приехал в город, получил профессию, устроился на
работу и уже сам купил себе благоустроенное жильё. Государство не имеет
морального права оставлять на улице своих граждан, тем более молодёжь! Это наше
будущее. Им нужна крыша над головой не в
40-50 лет, а сейчас, пока получат профессию, начнут работать. Чтобы создать
семьи пока молодые; рожать детей, пока верят в любовь. А когда вы впятером
скидываетесь по 20 тысяч тенге, чтобы снять «однушку», какая семья, какие дети?!
Да,
всех сразу не обеспечить жильём, потому я и считаю, что для ребят из села нужно
строить общежития. Приведу один лишь пример. В январе ведь не только террористы
напали на города. Пусть с ними разбираются органы и суд. Но ведь основная масса
тех, кто вышел на улицы – это обычные пацаны, по 18-20 лет.
Я
был в тюрьмах и разговаривал с ними. У них нет ни жилья, ни работы, ни надежды чего-то добиться
своим трудом. Ни веры в справедливость. Написал сотню запросов генеральному
прокурору в защиту таких мальчишек.
Они приезжают
в города, ищут работу. А рядом богатые ровесники проезжают на джипах. Сельским
ребятам тоже хочется нормально жить и добиваться большего.
Надо дать им шанс встать на ноги,
и этот шанс начинается с крыши над головой. Недавно руководитель фонда
«Қазақстан халқына» Болат
Жамишев, отказав обращающимся в этот фонд за помощью в приобретении жилья,
отметил, что при нынешних темпах Казахстан сможет решить жилищную проблему
только через 70 лет. Наши расчёты показывают близкую картину. И что делать в
этих условиях аульским парням и девушкам?
Ипотеку они не осилят, в очередь
акимата их не поставят: не инвалиды, не ветераны, ещё не многодетные. Да и
прописки как правило нет. За пять лет до января мы оценили проблему и
предложили своё решение. Правительство его не приняло, но и само ничего не
сделало.
– Раз уж затронули
январские события. Вы считаете, что в этом есть вина Нурсултана Абишевича?
–
Да. Думаю, что и прямая ответственность его тоже есть. Он назначал правительства,
которые занимались этим. У действующего президента тоже сохраняется эта
ситуация: по-прежнему президент назначает правительство. До 2007 года в законе
о правительстве была норма, согласно которой вновь назначенный кабмин в течение
месяца представляет в парламент программу своих действий. Более того, если
парламент отклоняет эту программу, правительство дорабатывает его с учётом
замечаний и пожеланий, и вносит повторно в парламент. И, если парламент вновь
не утвердило, то правительство меняется.
Мы
сторонники Парламентской республики, когда правительство формирует победившая
на выборах партия. И вносит президенту для назначения. Тогда партии отвечали бы
и за результаты, и за провалы такого правительства. А раз правительство подбирает
сам президент – то он и должен отвечать за его работу.
У
нас же и выборы проходят известно как, и даже при этом ни парламент, ни партия
власти особо не влияют на проводимую политику. Наша система перекошена в
сторону исполнительной власти: все полномочия у правительства и акимов.
Предложения депутатов фактически проходят правительственную цензуру.
По
закону о парламенте, ни одно предложение депутатов, касающееся бюджета, не
может даже рассматриваться без согласия правительства. Назовите хотя бы одну
проблему, которую можно решить без бюджета? Вот и получается, что в нынешней
системе у парламента руки связаны, всё решают чиновники.
Например,
депутат съездил в регион, убедился, что люди там нуждаются в новой больнице или
водопроводе. А министры могут сказать, что на строительство не предусмотрено
денег в бюджете. И всё, дискуссия окончена. Надо менять этот дисбаланс, эту
зависимость парламента от чиновников. Мы много раз вносили такие предложения раньше
и будем поднимать их в новом Казахстане. Без этого все разговоры о влиятельном
парламенте так и останутся разговорами.
Даже
в такой суперпрезидентской системе, как США, депутаты Конгресса прямо определяют
бюджет и могут даже заблокировать финансирование правительства, если не
согласны с ним (и это неоднократно имело место при Трампе). Нам также нужно либо
переводить согласие правительства в рекомендательный характер, либо оставлять
парламенту возможность прямого финансирования нужд и наказов избирателей.
– Вы считаете, что
столицу нужно переименовать обратно?
–
Я не считаю вопрос переименования главным, на повестке есть более важные дела:
перезапустить экономику, обеспечить рост доходов, удержать цены, дать работу и
жильё людям и т.д. Переименование – не самая важная проблема на сегодня, не от
этого зависит уровень жизни в обществе.
В
то же время, на мой взгляд, давать имена людей горам, степям, городам за
редчайшим исключением – не совсем правильно. Все мы гости на этом свете: пришли
и ушли. Есть вечные вещи, как земля и народ. Сравниваться с вечностью – слишком самонадеянно
– Азат Турлыбекулы,
вы работаете в блоке парламента, который отвечает за экономическую реформу и
развитие регионов. Вы часто бываете в разных регионах страны. Какие из них
наиболее бедны и нуждаются в особом внимании?
– Где высокий
уровень бедности и так всем понятно: это юг и запад. Мы все понимаем, что
основная проблема, которая толкнула людей на улицы, – это бедность. Когда
говорят, что у нас по стране средняя зарплата 260 тысяч, я отношусь с большим
сомнением. Думаю, что казахстанцы в среднем получают около 150 тысяч тенге, и
то, если есть работа. Бороться с бедностью можно через более справедливое
распределение национального дохода. Мы не сможем сделать всех нефтяниками,
банкирами, прокурорами, акимами. Поэтому крупные компании должны работать с
местным малым и средним бизнесом, который бы кормил, одевал их сотрудников, обслуживал
производство, поставлял и ремонтировал технику.
Парадокс
в том, что самая низкая доля МСБ в региональном валовом продукте именно в сырьедобывающих
регионах. То есть там, откуда инвесторы качают наше природное богатство, - именно
там меньше всего от этого богатства и остаётся для местного населения. Всё
вывозится за бугор. Приняв в Конституцию норму о том, что земля и недра
принадлежат народу, нам нужно приступить к пересмотру всех контрактов с иностранными
инвесторами. Правительство обязано добиваться от иностранцев соблюдения интересов
местного общества и казахстанских предприятий. И вопрос не только в увеличении доли Казахстана от продажи нефти, налогах или
трудоустройстве, но и в передаче местным партнёрам технологий, лицензий на
производство используемого оборудования, начиная с заменяемых деталей.
Это
решит проблему доходов государства, занятости, заработной платы, образования и технологического
развития экономики.
– Вы предлагали
установить особые критерии для российских компаний, которые хотят работать в
Казахстане. Какие?
–
На фоне международных санкций важно знать, кто владеет и чем занимается такая
компания. Во-первых, раскрытие конечных бенефициаров, чтобы Казахстан знал, что
за бизнесом не стоят олигархи, включённые в санкционные списки. На самом деле
сейчас это не проблема выяснить: Панамский список, Райское досье показали, что,
сколько бы ты не прятался за разными кодами и номерами, рано или поздно всё
вскроется. Во-вторых, прозрачность по продукции, с которой они работают.
Поскольку ограничения наложены не только на бенефициаров, но и на так
называемую «продукцию двойного назначения», которая может использоваться при
производстве оружия, военной техники.
– Вы поднимали
вопрос о железнодорожных тупиках. В частности, компании ЦТС, которую связывают с Кайратом Сатыбалды. Вы требуете,
чтобы незаконно захваченные пути и тупики вернули не государству, а прежним
владельцам через суд. Правильно?
– С 2017 года,
по обращениям целого ряда предпринимателей, фракция партии «Ак жол»
неоднократно поднимала проблему монополизации подъездных ж/д путей частными
операторами. Речь идёт не только о ЦТС. Но госорганы нам неизменно отвечали,
что всё законно.
Когда была
создана комиссия по демонополизации экономики, ответили, что начата работа по
возврату в собственность государства изъятых участков путей. Но это не полный
ответ, потому что сначала порядка 300 путей ЦТС выкупил у КТЖ за 1,7 млрд. А на
текущий момент у них уже более 700 участков, которые они забрали через суды и
какие-то непонятные движения. Причём сотни путей были отобраны уже и у частных
предприятий.
Я встречался с
генеральным прокурором Бериком Асыловыми по этой проблеме, принёс целю папку
наших запросов по таким фактам. И после этого одному из частных предприятий тут
же вернули пути по представлению прокурора, отобрали у ЦТС. На очередном
заседании по демонополизации уже сам Берик Ногаевич сказал, что вопрос не
только в возврате в собственность государства, но и о защите частных
предпринимателей, чьи права были нарушены.
– Азат Турлыбекулы,
в конце интервью хочу спросить, сколько вы зарабатываете и живёте в служебной
квартире, которую выдают депутатам?
–
В качестве депутата получаю 720 тысяч тенге. Живу в своём доме. Насчёт него
десять лет назад журналисты взяли интервью и постарались вызвать негатив в мой
адрес. Но дом я построил в 2005 г., через семь лет после госслужбы (1998) и за
семь лет до депутатства (2012). Так что хейтеры зря шумели.
С
другой стороны, публичность и периодические провокации – неизбежная часть политики.
Я это хорошо понимаю и отношусь спокойно. Это как «белый шум» в нашей работе,
которая гораздо обширнее и важнее любых сплетен.